cheralpa | Entries tagged with арендт

"Освобождение и свобода - не одно и то же. Освобождение может быть условием свободы, однако оно не ведет к ней автоматически. И тем самым стремление к освобождению не тождественно желанию свободы. Все перечисленное может показаться трюизмом. Однако если эти избитые истины часто подвергают забвению, то именно потому, что на первом плане оказывается освобождение, тогда как свобода отступает на второй план или вовсе уходит в тень".

Х. Арендт. О революции.

Хочется пожелать гражданам Украины не только освобождения, но и свободы. Возможно, достичь этого будет даже труднее, чем освобождения. Но без этого на смену одному диктатору просто придут другие. Или воцарится анархия. Ни того, ни другого свободолюбивому народу Украины не желаю. Вы доказали, что можете. Не останавливайтесь на полпути. Не будем забывать, что Гитлер тоже был революционером. Но в здание свободы он не заложил ни одного камня. А вот отцы-основатели США сумели построить такой фундамент свободы, что на нем до сих пор держится Республика.

"Сообщает ли нам теорема Эрроу что-то, чего мы не знали ранее? Я полагаю, что да, при условии, что мы готовы к ее серьезному обсуждению: если мы готовы аккуратно рассматривать ее комбинаторное доказательство, представлять себе, чему в жизни соответствуют различные предположения и элементарные логические шаги в доказательстве - короче говоря, если мы готовы уточить наше неточное воображение с помощью жесткой логики математического рассуждения. Например, мы сможем лучше понимать некоторые трюки политиков и некоторые ловушки, в которые может легко (и даже с воодушевлением) попасть общество (одна из таких ловушек - принимать без возражений список альтернатив, выдвигаемый правящими кругами, тогда как основной частью процесса принятия решения было именно составление этого списка)".

Ю. И. Манин. Математика как метафора. Выделение мое.

К сожалению, я не готов к серьезному обсуждению теоремы Эрроу (в силу необразованности в этом вопросе - впрочем, с удовольствием послушал бы тех, кто к этому готов), но замечание Ю. И. в скобках готов принять со всей серьезностью. Более того, вся книга Х. Арендт "О революции", на мой взгляд, - попытка раскрытия затронутой Маниным проблемы:

- Как мы можем "возражать" на список альтернатив правящих классов?
- Как мы можем принимать участие в составлении таких списков?
- Как мы можем ЗАРАНЕЕ распознавать ловушки, которые правящий класс расставляет для общества, и какие инструменты можем задействовать, чтобы в них не попадать?

Сразу стоит оговориться, что на эти вопросы есть ПРИВЫЧНЫЕ ответы. Но, имхо, они - из того самого пресловутого списка альтернатив, предлагаемого нам для пассивного "потребления". Во всяком случае я мало встречал людей, которые готовы идти глубже, чем принято, в размышлениях над этими вопросами. Наиболее четко их артикулирует Арендт. Хотя не всегда ее мысль точна и ясна. Можно продолжать размышлять далее над ответами, которые она предлагает, но не НАЧИНАТЬ над ними размышлять - значит, заранее обрекать себя на роль доверчивой жертвы клептократов. Не хочется второй раз в жизни наступать на одни и те же грабли (1-й раз - 1991 год) в предстоящей нам, похоже, новой Революции.

"...реальность при условии единого общего мира гарантирована не некой общечеловеческой „природой", но возникает наоборот оттого, что невзирая на все различия позиций и вытекающую отсюда множественность аспектов очевидно все же, что все заняты одним и тем же делом. Если это тожество дела распадается и становится уже неощутимо, то никакая одинаковость „человеческой природы" и уж подавно никакой искусственный конформизм массового общества не помешают распаду общего мира на осколки; крушение тут как раз большей частью и происходит именно через нивелирование множественности, в какой то же самое внутри человеческой плюральности показывает и поддерживает свою тожественность. Такие катастрофические крушения известны нам в истории из эпох насильственных властителей, которые столь радикально изолируют подданных друг от друга, что никто уже не может сойтись и договориться с другим. Однако подобное происходит также и в массовых обществах и в ситуации массовых истерий, когда все вдруг начинают вести себя так, словно они члены громадной единодушной внутри себя семьи, и где истерия возникает из-за того что какой-то один аспект гигантски раздувается. В обоих случаях мы имеем дело с радикальными феноменами приватизации, т. е. с состояниями, в которых никто уже не может видеть и слышать другого или быть увиденным и услышанным. Каждый загнан теперь в свою субъективность как в изолятор, и эта субъективность не становится менее субъективной, а полученный в ней опыт — менее уникальным оттого, что кажется размноженным до бесконечности. Общий мир исчезает, когда его видят уже только в одном аспекте; он вообще существует только в многообразии своих перспектив".

Х. Арендт. Vita activa (пер. Бибихина). Выделение мое.

В каком-то из диалогов с С. Волковым Бродский остроумно удивлялся, почему, например, он и Брежнев - существа "одной природы". Говорил, что никогда не мог в взять в толк, как это возможно. А между тем, да, биологически - одной природы. Но не более, чем биологически. Привычка подсовывает "дополняющую" мысль о человеке как о "био-социальном" существе. Но Арендт настаивает, что и это - ошибка. Социальность свойственна и животным. А вот политика - "пространство свободы" - животным не свойственна. Только СОЗДАНИЕ общего мира делает людей людьми. Возникает остановка в этом созидании, - и начинается распад "биомассы" на "элементарные частицы".

Книга Х. Арендт называется "О революции", однако, революция, по Арендт, не была единственным процессом, определившим облик ХIХ и ХХ веков.

Друой процесс Арендт подробно не описывает, но замечает в конце третьей главы "Стремление к счастью": "...это исчезновение "вкуса к публичной свободе" как уход индивидуума во "внутреннюю область сознания", где он находит "единственную сферу человеческой свободы" и откуда, как из рушащейся крепости, индивидуум, "одержавший верх над гражданином", будет защищать себя от общества, которое, в свою очередь, одержит "верх над индивидуальностью". Именно этот процесс более, чем любая революция определил облик ХIХ, а отчасти также и ХХ столетия". (стр. 191)

Будет ли этот процесс определять облик ХХI века? Если приглядеться к состоянию умов "интеллектуалов", определяющих в свою очередь состояние умов "народа", то можно сделать вывод, что "продолжение следует". Арендт была вообще не очень высокого мнения об "интеллектуалах", под которыми, писала она, "мы привычно понимаем класс профессиональных писак и писателей, в чьем труде нуждаются все более разрастающаяся современная бюрократия и управленческий аппарат, а также не менее стремительно растущая индустрия развлечений массового общества".

Интеллектуалам Арендт противопоставляет hommes de lettres ХVIII века: "...гораздо более важным для нас является фундаментальное отличие, продемонстрированное этими двумя группами с ХVIII века в отношении к обществу - к той любопытной и в какой-то мере разнородной области, которую Новое время поместило между старейшей и наиболее подлинной сферой публичного или политического, с одной стороны и частного - с другой".

Интеллектуалы, по Арендт, обслуживают интересы бюрократии, с одной стороны, и общества, с другой. Литераторы же (hommes de lettres), с середины ХVIII века "открыто взбунтовались против общества и его предрассудков; этому демонстративному предреволюционному неповиновению предшествовало более мирное, но оттого не менее сильное, продуманное и нарочитое презрение к обществу, которое давало пищу опытам Монтеня, сделало более глубокими размышления Паскаля и оставило следы на многих страницах работ Монтескье".

Кстати, если задуматься о том, чего хотят либертарианцы, то выяснится, что они выступают именно за "тиранию общества" вместо "тирании государства". Помнится, в одном из трудов Хоппе об этом говорилось вполне откровенно.

Если эта тенденция продолжится, то вскоре индивидуумы, взбунтовавшиеся против тирании государства, получат "тиранию общества", а проще - новый либертарианский тоталитаризм (в блестящей обертке утопии как водится). Как предсказывал С. С. Аверинцев, новый тоталитаризм отнюдь не будет похож на те виды тоталитаризма, к которым мы привыкли. Уже сейчас его контуры вполне различимы. Государства разлагаются, а если исчезают, то на их месте появляются не новые государства, построенные на фундаменте "публичной свободы", а царят анархия и хаос "войны всех против всех"

Выход для потенциальных граждан будущей свободной республики, тех, кто не "потерял вкус к публичности" не в том, чтобы в войне между обществом и тиранией принять сторону тирании, а в том, чтобы понять, что целью протеста должно быть не просто освобождение от "ига государства" (вслед за которым тут же индивидуум получит новое иго - общества), целью должен стать последующий этап конституирования новой системы власти. В Революции есть два этапа, и, как пишет Арендт, нет ничего более бессмысленного, чем восстание, за которым не следует этап конституирования свободы.

О том, каких успехов удалось достичь в этом проекте отцам-основателям США (и не удалось деятелям Французской революции) и каких ошибок им и их последователям не удалось избежать, собственно, вся ее книга. Которую вполне можно читать как инструкцию к действию.

К сожалению, в ходе Российской Революции 1991 года вопрос о том, на каких принципах должна конституироваться новая система власти, по сути, даже не ставился. Во всяком случае народ в этом мало участвовал. Результат - известен. Свергнув диктатуру коммунистов, российский народ получил лишь крохи свободы. И даже правильных выводов из этого эпизода своей истории, похоже, не сделал.

Игорь Чубайс в полемике с А. Носиком нарисовал картину процветающей России (до 1917 года):

"К началу 80-ых годов XIX века процесс «собирания земель» с блеском завершился. Самые большие государства - Российская и Британская империи занимали по 1/6 части суши. И от количественного роста страна переходила к философии обустройства. Темпы экономического развития с конца XIX века были самыми высокими в мире, первое «экономическое чудо» — это Россия. Демографический рост до 17-ого года – самый высокий на планете, количество мигрантов – второе после США, шведские и финские гастарбайтеры охотно приезжали на наши стройки. В 1914 году начиналось строительство метрополитенов в СПб и Москве. (Построенный до 17-ого года Транссиб после 70 советских и 20 постсоветских лет остается на большей своей части однопуткой.) Зарплата русских рабочих – вторая в мире, после американцев. Земская медицина – бесплатная. Всеобщее бесплатное начальное образование вводилось с 1908 года".

И я верю этой картине. Игорь Чубайс знает, о чем пишет.

Но ответа на вопрос, почему та Россия, по словам Розанова, "слиняла" в одночасье, он не дает.

Двум львам (России и Британии) стало тесно на одной планете? И это тоже.

На эту тему, кстати, была серьезнейшая полемика на сайте "Клиодинамика", вопрос о том, была ли неизбежна революция в России, или нет, обсуждался весьма подробно. Но были представлены несколько другие ответы, чем сейчас предложу я (отталкиваясь все от той же книги Арендт "О революции"). Если вкратце, я считаю, что никакой неизбежности в катастрофе 17 года не было. Но...

"... революции - это всегда следствие и никогда - причина краха политического режима", - пишет Арендт.

Да, экономически Россия процветала. Но политически - тонула в архаике. О том, что Россия катится к революции, предупреждал еще С. Ю. Витте, и предлагал проводить постепенные демократические преобразования и продвижение к Конституционной Монархии. Но Столыпин вместо этого стал закручивать гайки.

Революция в Америке в ХVIII веке удалась, потому что к тому времени жители американских колоний уже имели полуторастолетний опыт политического самоуправления. В России этого опыта в начале ХХ века почти не было. И богатейшяя страна пошла псам под хвост после нескольких мощных толчков.

Читая Арендт, я начинаю понимать, пожалуй, главное: что политика - это совершенно самостоятельная область человеческой деятельности, которую не надо путать ни с социально-экономической сферой, ни со сферой профессионального мастерства. Арендт даже подчеркивает, что таланты политика и таланты администратора (бизнесмена, менеджера) - различны. Политика - это царство свободы. Менеджмент, экономика - царство неободимости.

И вот, по-моему, опыт процветающей России начала ХХ века (И. Чубайс цитирует Бунина: «Наши дети, внуки не будут в состоянии представить себе ту Россию, в которой мы когда-то жили… — всю эту мощь, сложность, богатство, счастье…») доказывает, что любое экономическое процветание - в отсутствие политической составляющей: наличия свободных граждан, которые считают государство своим "общим делом" (республикой) или хотя бы знают, что живут в правовом государстве (что возможно и при монархии) - может "слинять" в единый миг. Кстати, есть опасение, что в этом направлении мы и катимся, хотя степень "процветания" нынешней России несопоставима с процветанием России царской. Но, потеряв то, что имеем сегодня, мы еще можем горько пожалеть об утраченном богатстве (недры, леса, Сибирь, Дальний Восток)... Но сейчас не об этом.

Главное заблуждение современной мысли (об этом пишет и Арендт), что революция должна решить социальный вопрос. Но это не так! Революция не может решить социальный вопрос! Хотя постоянно пытается... Революция должна решать только политические вопросы. И уж затем, возможно, ей удастся решить и социальные вопросы - но только после того, как будут решены политические. И государство будет стоять на прочном основании Конституции.

Кстати, слово "революция", которое мы воспринимаем как антитезу "эволюции", как слом "нормального" порядка вещей, на самом деле изначально имело противоположный смысл - придя из астрономии. De revolutionibus orbium coelestiam (О вращении небесных сфер) - так назывался главный труд Коперника. Т. е. под революцией подразумевался возврат к "нормальному положению (ходу) вещей". Скорее, консервативный оттенок первоначально был в слове "революция".

Парадоксом Американской революции оказалось, что "нормальный ход вещей" - это человеческая свобода. Возможная, оказывается, для людей. А Французская революция (и последовавшая за нею Русская) увлеклись социальным вопросом, поверили, что революцией движет необходимость, - и свободу утеряли. Еще раз: "нормальный ход вещей" - это человеческая свобода. Возможная, по Арендт, только в пространстве политического действия.

Люди, объединяясь для решения политических вопросов, начинают обсуждать, дискутировать, искать решения злободневных проблем, оставаясь совершенно свободными, высказывая свои мнения, выслушивая мнения других, взвешивая все "за" и "против", в одних вопросах сдерживая друг друга, в других - находя противовесные решения, в третьих - действуя сообща, и именно это является целью политики. Цель политики - чтобы свободные люди свободно решали, как им жить дальше. Сначала - в рамках района, общины, коммунального товарищества, затем - в рамках всей страны.

Конечно, нищета не способствует процветанию политической деятельности, и Арендт подчеркивает, что в Америке середины ХVIII века нищеты не было, была бедность, но бедность не мешала политике, а вот нищета, ворвавшаяся с улиц в парламент, где решались судьбы Французской революции, довольно быстро "заставила" ту решать социальные вопросы - и тем самым предопределила ее последующий разрушительный характер.

Если бы власть имущие в процветающей России начала ХХ века занялись политикой (то есть поддержали бы желание народа принимать участие в политике) вместо того, чтобы отгораживаться от нее штыками, возможно, не было бы и сменившей процветание катастрофы и нищеты, воцарившейся на месте недавнего богатства.

Сегодня власть имущие в России снова стоят перед вопросом, допускать ли народ в политику или нет. И снова (опираясь на Традицию, конечно!) решают, что нет. Если это решение помножить на нищету, новый кровавый бунт неизбежен. Но есть другой выход - самим людям снизу начинать объединяться в политические "элементарные республики", не дожидаясь, пока "начальство разрешит" или пока "их высочества оппозиционеры" из КС вынесут резолюцию, на основании каких формальных процедур можно объявлять консенсус по третьему пункту пятого вопроса повестки дня состоявшимся...

Просто люди, которые чувствуют, что пора заняться политикой, должны объединиться на основе простых и понятных принципов. Снизу. Самостоятельно. Свободно. О чем, кстати, и И. Константинов пишет:

"Может быть, научимся обходится без звезд? Лично я другого выхода не вижу".

А давайте попробуем! Я лично верю, что потенциал интеллектуальных возможностей "простого народа" в этом вопросе явно недооценен.

Может, для начала достаточно будет просто желания нескольких неравнодушных объединить усилия на отдельно взятой территории что-то поменять к лучшему?

Есть такие в Питере, например?! Готов обсудить возможные варианты взаимодействия :) Разумеется, с самого начала не стоит обольщаться, а стоит, напротив, помнить, что "долгие, утомительные процессы убеждения, переговоров и компромиссов... и составляют суть политики" (Х. Арендт).

Но надо же когда-то делать первый реальный шаг.

То, что произошло 96 года назад - исторический факт. Можно его "забыть", а можно попытаться осмыслить.

В частности, полезно помнить следующее:

"Определенно не заговор являлся причиной революции и не тайные общества (хотя они и могут иметь успех в проведении нескольких эффективных террористических актов, организованных как правило при содействии тайной полиции) - обычно они слишком тайные, чтобы их голоса были у всех на слуху. Утрата авторитета власть имущими, которая предшествует всякой революции, на деле ни для кого не представляет секрета, поскольку ее симптомы лежат на поверхности, хотя не обязательно бросаются в глаза; однако ее симптомы - общая неудовлетворенность, презрение в властям предержащим и тому подобное - не бывают однозначными, поэтому их невозможно выявить с помощью опросов общественного мнения*. Однако презрение к власти, которое едва ли занимает существенное место среди мотивов классических профессиональных революционеров, определенно представляет один из наиболее мощных стимулов революции; едва ли можно вспомнить революцию, к которой так или иначе не были бы применены слова Ламантина, назвавшего революцию 1848 года "революцией презрения".

* Так, заметное невооруженным глазом всеобщее недовольство во времена Второй империи, например, контрастировало с несомненно благоприятными для властей результатами плебисцитов - этими предтечами современных опросов общественного мнения, проводимыми Наполеоном III. Последний из плебисцитов, имевший место в 1869 году, вновь принес впечатляющую победу императору; никто тогда не заметил, что 15 процентов армии ответило "нет" - позднее этот фактор оказался решающим".

Х. Арендт. О революции (выделение мое).

К слову, в Октябрьской революции Арендт выделяла две стороны: стихийно складывающиеся советы, "элементарные республики", по Джефферсону, которые несли в зародыше возможности установления подлинного республиканского строя, и - партийную диктатуру, которая на первом этапе поддержала деятельность советов, но как только советы пошли против партийной диктатуры большевиков (Кронштадское восстание), тут же растоптала ростки новой народной власти:

"Когда, наконец, во время Кронштадского восстания советы выступили против партийной диктатуры и открылась несовместимость новых советов и партийной системы, он (Ленин) практически незамедлительно решил подавить советы, поскольку те угрожали монополии большевистской партии на власть. С тех пор название "Советский Союз" применительно к послереволюционной России сделалось очевидной ложью, которая при этом включала в себя признание чрезвычайной популярности, правда, не большевистской партии, но советской системы, выхолощенной этой партией".

Последней революцией, по Арендт, опиравшейся на республиканские традиции, была Венгерская революция 1956 года, во время которой также стихийно формировались народные советы. Но их - в очередной раз - подавила большевистская власть.

В общем, праздновать нам особо нечего, но помнить есть о чем.

По Арендт, проблема состоит "не в том, как примирить свободу и равенство, а как примирить равенство и авторитет".
Х. Арендт. О революции.

Политическая свобода возможна только в пространстве, которое возникает между равными на основе из взаимных обещаний и договоренностей. Поэтому проблемы в примирении свободы и равенства, по Арендт, нет, если это истинная свобода и истинное равенство в пространстве политики.

А вот проблема авторитета была для всех революций ключевой, потому что революция - сугубо секулярное действие, не имеющее права претендовать на роль высшего религиозного авторитета с тех самых пор, как в европейской истории произошло разделение светской и религиозной власти.

Проблему авторитета и примирения с равенством Американская революция решила следующим "новаторским" образом:

"Среди "многочисленных нововведений на американской сцене (Мэдисон), пожалуй, самое значительное и уж, пожалуй, самое заметное , состояло в перемещении места пребывания авторитета из (римского) сената в Верховный суд".
Х. Арендт.

Самое слабое место нынешней "власти", безусловно, в отсутствии "места пребывания авторитета". Между тем, таким местом мог бы быть Конституционный Суд. Если бы... не жесткая встроенность КС в "вертикаль власти".

Однако, заметим, двое судей КС в 2009 году вступили в конфликт с политикой "вертикали власти":

"2 декабря 2009 года Совет судей России принял самоотвод судьи Конституционного Суда Владимира Ярославцева как члена Совета судей, который в августе этого года выступил с жесткими обвинениями в адрес руководства страны и созданной им вертикали власти. При этом В. Г. Ярославцев остался судьей Конституционного Суда Российской Федерации.

Судья Анатолий Кононов написал заявление об уходе со своей должности с 1 января 2010 года. Причина ухода — несогласие с нарушением принципа независимости судей со стороны исполнительной власти России".

(Википедия)

Вообще, любопытное чтение - про Конституционный Суд в Википедии. По сути, про то, как Россия "один из самых серьезных вопросов современной политики" низводила до уровня "разборки в ~~туалете~~ подворотне".

"Провозглашение прав человека означало для американцев лишь то, что права, которыми до этого момента обладали лишь англичане, в будущем должны были стать правами всех людей - другими словами, все люди должны жить при конституционном, "ограниченном" правлении. Провозглашение прав человека во Французской революции, наоборот, в буквальном смысле слова означало, что каждый человек в силу самого факта своего рождения становится обладателем определенных неотчуждаемых прав. Последствия этого смещения акцента оказались огромными, причем не только в теории, но и на практике. Американская версия в действительности провозглашала не более как необходимость правового государства для всего человечества: французская же версия провозглашала существование прав, по своей природе дополитических, тем самым уравнивая права человека qua (как такового) с гражданскими правами".

Х. Арендт. О революции. Выделение мое.

Если попытаться вычленить "здоровую" составляющую русского национализма, то она будет заключаться в следующем: Россия сегодня - неправовое государство, а мы хотим жить в правовом государстве. Те приезжие, которые привносят в российскую действительность "племенное право", отодвигают нас от идеала правового государства еще дальше, поэтому эту стихийную племенную силу надо сдерживать рамками закона. Мы желаем им всем: азербайджанцам, киргизам, таджикам, узбекам и пр. жить в будущем в условиях правового государства, обладая всеми правами свободных людей. Но, очевидно, что сейчас они еще менее свободны, чем мы, еще менее, чем мы, способны к жизни в правовом государстве. Мы и без них тонем в тирании. Поэтому в этой ситуации - сейчас - мы хотим разобраться в своих проблемах, максимально освободившись от "азиатского влияния".

Но это - идеальный дискурс. На деле же русский национализм скатывается в такое же примитивное "племенное право", в условиях которого и живут столь нелюбезные его сердцу азиаты. По логике "меня тащат в свинство, так я буду свиньей вдвойне". Они режут нас кинжалами, мы будем дубасить их битами. В результате вместо правового государства мы получим доморощенный ублюдочный фашизм, за который наши предки, выигравшие Отечественную войну, нас еще проклянут с того света.

Если мы хотим в будущем жить в правовом государстве, необходимо уже сейчас начинать выстраивать политическое пространство (в котором только и возможно соблюдение прав человека, чего, похоже, так и не поняли правозащитники), а не культивировать примитивные племенные инстинкты (к чему скатываются так называемые националисты).

И делать это нужно снизу, буквально на уровне районов и муниципальных образований. Хотите быть свободными и жить в правовом государстве - берите власть в свои руки. Иначе нас в очередной раз разыграют аки лохов, заставляя искать шарик свободы под одним из трех наперстков: с профилем Джержинского, с фашистской свастикой или со знаком доллара.

"Действительным содержанием американской революции было не гарантирование гражданских прав, а установление совершенно новой системы власти". Х. Арендт.

Нам даже легче, потому что придумывать ничего не придется. И "совершенно новая система власти" уже успешно утверждена во многих западных странах. Сейчас, по сути, в России власти нет, законы есть, а власти нет. Потому что никто не может объяснить, где источник власти. Ошибочно считается, что источник власти - насилие. Но это не так. Источник власти - свободный договор между равными сторонами.

"...основатели Америки никогда не считали, что эти люди <обитатели пустоши> и те, кто населяет обжитые регионы, составляют единый организм. Для них слово "народ" обозначало множество - нескончаемые различия, главным достоинством которых была их множественность. Вот почему люди американской революции с подозрением относились к так называемому общественному мнению, которое столь легко перерастало во всеобщее единодушие - в этом вопросе между ними не было разногласий; они знали, что в республике публичное пространство формируется за счет обмена мнениями между равными, и это пространство просто исчезнет, если у всех граждан вдруг обнаружится одинаковое мнение, а следовательно, прекратится обмен мнениями между ними. Если люди американской революции хотели в чем-либо убедить народ, то они не аппелировали к общественному мнению - как это не один раз проделывал Робеспьер и люди французской революции, стремившиеся сделать собственную позицию более убедительной, - так как считали власть общественного мнения формой тирании. То, насколько естественно народ воспринимался как множество голосов и интересов, хорошо прослеживается в желании Джефферсона сделать американцев "одной нацией во внешних делах и сохранить различие в делах внутренних", равно как и утверждение Мэдисона, что не уравнивание, а регулирование мнений и интересов "является принципиальной задачей... законодательства, предполагая дух партий и фракций в деятельности правительства". <...> то множество, которое основатели американской республики сначала представляли в различных ассамблеях и конгрессах, а затем учредили политически, если и существовало в Европе, то в лучшем случае в верхней части социальной пирамиды, все больше убывая по мере продвижения к ее основанию".

Любопытно, что совсем недавно, кажется, 4 ноября назывался "Днем народного единства и согласия", но уже в этом году я везде вижу только название "День народного едниства" - слово "согласие" из формулы выпало.

Революция (по лекалам Французской, отнюдь не Американской) продолжается? Ибо, как пишет Арендт, "это смещение акцента было вызвано не какой-либо теорией, а исключительно ходом самой революции. Очевидно, что в данных обстоятельствах древнеримская теория народного согласия, как предпосылки любого правового государства более не могла применяться, а потому вполне естественно, что понятие согласия должно было быть заменено общей волей Руссо..."

Х. Арендт. О революции. Все выделения мои.

Весьма характерно для "Новорусской революции", что книга Арендт "О революции" была переведена аккурат в 1991 году, но вышла в свет в издательстве "Европа" только в 2011 году. Разумеется, все ошибки французской революции, которые описаны в этой книге, Россия совершила и продолжает совершать с фанатизмом святой простоты. Думаю, не ошибусь, если скажу, что НИ ОДНОГО УРОКА Американской революции Россия не усвоила.

Из чего можно сделать вывод, что мы катимся в очередную яму. Но история - отнюдь не царство необходимости.

"...печальная истина заключается в том, что окончившаяся катастрофой французская революция вошла в мировую историю, в то время как американская революция, несмотря на свой триумфальный успех, так и осталось событием локального масштаба".

"Чем меньше действий мы выполняем, чем менее мы активны, тем больше жизнь в ее биологическом смысле навязывает нам свои потребности, а значит, и история, участниками которой мы являемся, становится все менее непредсказуемой".

"...убеждение, что именно мрак, а не нужда, является наиболее дегуманизирующим последствием бедности, чрезвычайно редко для литературы Нового времени..."

"... наиболее властная и, возможно, наиболее опасная из всех страстей, движущих революционерами - страсть сострадания".

"То, насколько наши представления сегодня далеки от убеждений, которые разделяли основатели республики, лучше всего иллюстрирует их подход к вопросу образования: образование считалось вопросом огромной важности не потому, что оно предоставляло каждому гражданину возможность подняться по социальной лестнице, а потому, что благосостояние страны и работа ее политических институтов напрямую зависели от образования ее граждан".

"Возможно, сам факт, что эти два элемента, озабоченность стабильностью и дух нового, сделались противоположностью в политической мысли и терминологии (первый прочно ассоциируется с консерватизмом, в то время как второй является монопольным объектом притязаний прогрессивного либерализма), должен быть отнесен к числу симптомов, что мы сбились с верного пути. Ничто в конечном счете не наносит большего ущерба пониманию политических проблем и их серьезному обсуждению, чем машинальные мыслительные реакции, обусловленные проникшими во все поры идеологиями, которые сами возникли следом за революциями и явились их результатами <...> Основной характеристикой современного революционного словаря представляется его постоянное оперирование парами противоположностей: правый и левый, реакционный и прогрессивный, консерватизм и либерализм - берем для примера несколько пар, взятых наугад".

Х. Арендт. О революции.