![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Лучшие прочитанные книги 2013 года
Jan. 3rd, 2014 01:53 am1. Ю. И. Манин. Математика как метафора.
Пленила личность автора. Откровенно скажу, что некоторые главы "не осилил" (да и те, которые осилил, наверняка, осилил не на том уровне читательского восприятия, на который, вероятно, рассчитывал автор). Третья и четвертая части книги - воспоминания, статьи о прочитанных книгах, переводы стихов, короткие эссе. Их, конечно, читать было легче всего, хотя и здесь из-за незамысловатых сюжетов выглядывала улыбка математика, наводящего (находящего?) порядок в беспорядочном жизненном материале (напр., глава "Аркадий, Борис, Володя" - о Стругацких и Высоцком). Чудесна глава "Это - любовь" о книге американской писательницы, чья дочь больна аутизмом. Загадочна глава о визите в Ватикан (Манин - член Папской академии наук). Эрудиция автора, безусловно, завораживает. Первые две части - собственно о математике. С выходом в философию.
Например, таким: "На фундаментальном уровне наш мир не является ни вещественным, ни р-адическим: он адельный. По каким-то причинам, связанным с физической природой нашей разновидности живой материи (возможно, с тем, что мы состоим из массивных частиц), мы обычно проектируем адельную картину в вещественную сторону. С тем же успехом мы могли бы духовно проектировать ее в неархимедову сторону и вычислять наиболее важные вещи арифметически".
Иными словами, материализм - всего лишь идеологический конструкт. Так же как и спиритуализм. Истина - глубже этих ярлыков. И путь к ней пролегает через математику, метафоры которой куда глубже и точнее словарных.
Это из главы "Размышления об арифметической физике", в начале которой автор выдвигает идею, которую сам же называет "неправдоподобной" - что "самые глубокие приложения в физике получит теория чисел", а потом задается вопросом "можно ли подсчитать что-нибудь физическое с помощью средств, являющихся бесспорно теоретика-числовыми?" - и отвечает на него утвердительно, приводя в качестве примера одну формулу Эйлера.
Манин верит в Просвещение, которое называет упрямым чувством, И в перечне общеизвестных средств убеждения (личный опыт, авторитеты, показания свидетелей, научный эксперимент) он находит еще один, который называет "цивилизационным": "Культура математического рассуждения в цивилизационном аспекте есть важнейшая форма объективации абстрактного математического знания, способ его передачи от поколения к поколению".
Мы живем внутри этой цивилизации, более того, все глубже погружаемся в нее. Но при этом проект Просвещения становится все более хрупким.
Впрочем, сам Манин - не пессимист: "В конец науки я не верю, как не верю в конец истории, царство Разума и второе пришествие. В частности потому, что человечество не забывает ничего из однажды придуманного. Если уж выжили людоедство, астрология и генералы, то и наука не исчезнет" (глава "Пространство свободы")
Пленила личность автора. Откровенно скажу, что некоторые главы "не осилил" (да и те, которые осилил, наверняка, осилил не на том уровне читательского восприятия, на который, вероятно, рассчитывал автор). Третья и четвертая части книги - воспоминания, статьи о прочитанных книгах, переводы стихов, короткие эссе. Их, конечно, читать было легче всего, хотя и здесь из-за незамысловатых сюжетов выглядывала улыбка математика, наводящего (находящего?) порядок в беспорядочном жизненном материале (напр., глава "Аркадий, Борис, Володя" - о Стругацких и Высоцком). Чудесна глава "Это - любовь" о книге американской писательницы, чья дочь больна аутизмом. Загадочна глава о визите в Ватикан (Манин - член Папской академии наук). Эрудиция автора, безусловно, завораживает. Первые две части - собственно о математике. С выходом в философию.
Например, таким: "На фундаментальном уровне наш мир не является ни вещественным, ни р-адическим: он адельный. По каким-то причинам, связанным с физической природой нашей разновидности живой материи (возможно, с тем, что мы состоим из массивных частиц), мы обычно проектируем адельную картину в вещественную сторону. С тем же успехом мы могли бы духовно проектировать ее в неархимедову сторону и вычислять наиболее важные вещи арифметически".
Иными словами, материализм - всего лишь идеологический конструкт. Так же как и спиритуализм. Истина - глубже этих ярлыков. И путь к ней пролегает через математику, метафоры которой куда глубже и точнее словарных.
Это из главы "Размышления об арифметической физике", в начале которой автор выдвигает идею, которую сам же называет "неправдоподобной" - что "самые глубокие приложения в физике получит теория чисел", а потом задается вопросом "можно ли подсчитать что-нибудь физическое с помощью средств, являющихся бесспорно теоретика-числовыми?" - и отвечает на него утвердительно, приводя в качестве примера одну формулу Эйлера.
Манин верит в Просвещение, которое называет упрямым чувством, И в перечне общеизвестных средств убеждения (личный опыт, авторитеты, показания свидетелей, научный эксперимент) он находит еще один, который называет "цивилизационным": "Культура математического рассуждения в цивилизационном аспекте есть важнейшая форма объективации абстрактного математического знания, способ его передачи от поколения к поколению".
Мы живем внутри этой цивилизации, более того, все глубже погружаемся в нее. Но при этом проект Просвещения становится все более хрупким.
Впрочем, сам Манин - не пессимист: "В конец науки я не верю, как не верю в конец истории, царство Разума и второе пришествие. В частности потому, что человечество не забывает ничего из однажды придуманного. Если уж выжили людоедство, астрология и генералы, то и наука не исчезнет" (глава "Пространство свободы")
Теорема Эрроу и Ханна Арендт
Nov. 23rd, 2013 05:28 pm"Сообщает ли нам теорема Эрроу что-то, чего мы не знали ранее? Я полагаю, что да, при условии, что мы готовы к ее серьезному обсуждению: если мы готовы аккуратно рассматривать ее комбинаторное доказательство, представлять себе, чему в жизни соответствуют различные предположения и элементарные логические шаги в доказательстве - короче говоря, если мы готовы уточить наше неточное воображение с помощью жесткой логики математического рассуждения. Например, мы сможем лучше понимать некоторые трюки политиков и некоторые ловушки, в которые может легко (и даже с воодушевлением) попасть общество (одна из таких ловушек - принимать без возражений список альтернатив, выдвигаемый правящими кругами, тогда как основной частью процесса принятия решения было именно составление этого списка)".
Ю. И. Манин. Математика как метафора. Выделение мое.
К сожалению, я не готов к серьезному обсуждению теоремы Эрроу (в силу необразованности в этом вопросе - впрочем, с удовольствием послушал бы тех, кто к этому готов), но замечание Ю. И. в скобках готов принять со всей серьезностью. Более того, вся книга Х. Арендт "О революции", на мой взгляд, - попытка раскрытия затронутой Маниным проблемы:
- Как мы можем "возражать" на список альтернатив правящих классов?
- Как мы можем принимать участие в составлении таких списков?
- Как мы можем ЗАРАНЕЕ распознавать ловушки, которые правящий класс расставляет для общества, и какие инструменты можем задействовать, чтобы в них не попадать?
Сразу стоит оговориться, что на эти вопросы есть ПРИВЫЧНЫЕ ответы. Но, имхо, они - из того самого пресловутого списка альтернатив, предлагаемого нам для пассивного "потребления". Во всяком случае я мало встречал людей, которые готовы идти глубже, чем принято, в размышлениях над этими вопросами. Наиболее четко их артикулирует Арендт. Хотя не всегда ее мысль точна и ясна. Можно продолжать размышлять далее над ответами, которые она предлагает, но не НАЧИНАТЬ над ними размышлять - значит, заранее обрекать себя на роль доверчивой жертвы клептократов. Не хочется второй раз в жизни наступать на одни и те же грабли (1-й раз - 1991 год) в предстоящей нам, похоже, новой Революции.
Ю. И. Манин. Математика как метафора. Выделение мое.
К сожалению, я не готов к серьезному обсуждению теоремы Эрроу (в силу необразованности в этом вопросе - впрочем, с удовольствием послушал бы тех, кто к этому готов), но замечание Ю. И. в скобках готов принять со всей серьезностью. Более того, вся книга Х. Арендт "О революции", на мой взгляд, - попытка раскрытия затронутой Маниным проблемы:
- Как мы можем "возражать" на список альтернатив правящих классов?
- Как мы можем принимать участие в составлении таких списков?
- Как мы можем ЗАРАНЕЕ распознавать ловушки, которые правящий класс расставляет для общества, и какие инструменты можем задействовать, чтобы в них не попадать?
Сразу стоит оговориться, что на эти вопросы есть ПРИВЫЧНЫЕ ответы. Но, имхо, они - из того самого пресловутого списка альтернатив, предлагаемого нам для пассивного "потребления". Во всяком случае я мало встречал людей, которые готовы идти глубже, чем принято, в размышлениях над этими вопросами. Наиболее четко их артикулирует Арендт. Хотя не всегда ее мысль точна и ясна. Можно продолжать размышлять далее над ответами, которые она предлагает, но не НАЧИНАТЬ над ними размышлять - значит, заранее обрекать себя на роль доверчивой жертвы клептократов. Не хочется второй раз в жизни наступать на одни и те же грабли (1-й раз - 1991 год) в предстоящей нам, похоже, новой Революции.
– Я сам учился в двух школах: советской и антисоветской. Советская школа, на мой взгляд, была полным убожеством, хотя это была экспериментальная школа МГПИ им. Ленина. Директор школы по фамилии Макаров писал кандидатскую диссертацию на тему «Педагогические воззрения Н.К. Крупской». У него были большие кулаки, а в кабинете стоял кожаный диванчик. Школьники не сразу понимали, зачем ему такой диванчик. Только оказавшись на нем и познакомившись поближе с «педагогической системой Крупской», они прозревали. Родителей директор не вызывал – разделывался сам. Пока, наконец, школьники не устроили ему «темную».
– А «антисоветская» школа – что это?
– Это 2-я физматшкола, которую я закончил. Помню 1 сентября, 9-й класс. У нас выступал кто-то из очень крупных академиков-математиков: «Ребята, ну что вы сюда пришли? Посмотрите солнышко, жизнь идет. Что вы здесь будете делать? Идите отсюда!» Это было замечательное начало, мы аплодировали, мы были поражены этим посылом. Мне очень повезло с математиком – Юрием Ивановичем Маниным. Сейчас он членкор РАН, а тогда ему было 28 лет, и он стал лауреатом Ленинской премии. Целостная гармоничная личность, прекрасный поэт, чьи математические книжки начинались цитатами из Шекспира.
– Сейчас такие школы есть?
– Очень мало. Но если школа объединена идеей честности, нравственности и творчества, то она выживет. Я не верю в социализм в отдельно взятом государстве. Но в отдельно взятую школу я очень верю. Есть очень талантливые педагоги, и таких я знаю. Но в государственную политику, касающуюся школы, оснований верить у меня нет.
Отсюда: http://www.newizv.ru/society/2013-09-09/188566-doktor-psihologicheskih-nauk-vadim-petrovskij.html
– А «антисоветская» школа – что это?
– Это 2-я физматшкола, которую я закончил. Помню 1 сентября, 9-й класс. У нас выступал кто-то из очень крупных академиков-математиков: «Ребята, ну что вы сюда пришли? Посмотрите солнышко, жизнь идет. Что вы здесь будете делать? Идите отсюда!» Это было замечательное начало, мы аплодировали, мы были поражены этим посылом. Мне очень повезло с математиком – Юрием Ивановичем Маниным. Сейчас он членкор РАН, а тогда ему было 28 лет, и он стал лауреатом Ленинской премии. Целостная гармоничная личность, прекрасный поэт, чьи математические книжки начинались цитатами из Шекспира.
– Сейчас такие школы есть?
– Очень мало. Но если школа объединена идеей честности, нравственности и творчества, то она выживет. Я не верю в социализм в отдельно взятом государстве. Но в отдельно взятую школу я очень верю. Есть очень талантливые педагоги, и таких я знаю. Но в государственную политику, касающуюся школы, оснований верить у меня нет.
Отсюда: http://www.newizv.ru/society/2013-09-09/188566-doktor-psihologicheskih-nauk-vadim-petrovskij.html
Литтелл, Солженицын, Булгаков...
Aug. 4th, 2013 09:43 amДошел до 550 страницы 770-страничного романа Литтелла. Временами ощущение близкое к тому, что было у меня когда-то при просмотре 120 дней содома Пазолини. Вообще, роман насыщен реминсценциями, реминисценция из Печорина для русского читателя, пожалуй, слишком прямолинейна. Печорин-эсесовец - нечто, что еще следует переварить. Есть и отсылка к "Казакам" Толстого, правда, я понял это только из комментария Сергея Зенкина и не мог вспомнить этого места повести, где казак убивает ребенка, взяв его за ноги и разбивая головой о стену. Когда я читал "Казаков", этот эпизод я добросовестно пропустил, впрочем, и Толстой его не смаковал. Но - оказывается, было в "романтических" Казаках и такое.
В одном из интервью Л. Шебаршина (повторюсь, Шебаршин - один из наиболее порядочных и честных чекистов) есть такой вопрос и "ответ" на него:
- Вы пришли в разведку в период хрущевской оттепели, когда вышел "Один день Ивана Денисовича" Солженицына.
- На меня большое впечатление произвело появление в 1967 году булгаковского "Мастера и Маргариты", потом "Белой гвардии", "Театрального романа" - великолепная литература!
770-страничный роман Литтелла легко и органично помещается в эту лакуну между вопросом и "ответом".
О Булгакове Ю. И. Манин замечает:
"Люди шестидесятых, которым открылось "рукописи не горят", не заметили, что это дьявол утешает почти мертвеца". (статья "Тынянов и Грибоедов, заметки о "Смерти Вазир-Мухтара". Статья, кстати, о том самом Иране, о котором столь много писал Шебаршин).
Сам Манин пишет о шестидесятых:
""Оттепель" Хрущева, измученные благородные старики, вернувшиеся из лагерей в окраинные пятиэтажки без лифтов, спутник, песни Окуджавы и Высоцкого, и упрямое чувство, которое позже я назвал "вера в Просвещение", вместе с оптимизмом молодости, определили круг моих друзей на долгие следующие годы" (статья "Аркадий, Борис, Володя"о Стругацких и Высоцком).
Некогда, когда я знакомился с девушками по интернету, у меня завязался разговор с одной особой, которая сначала представилась как военнослужащая, а потом выяснилось, что она работает психологом в ФСБ. До развиртуаливания не дошло, но девушка о своей работе сказала следующее (когда я выдал ей дурацкую фразу, что она работает с "элитой общества"): "Да, все, с кем я работаю, очень умные и благородные люди, но сплошь психически больные..."
Рекомендую всем роман Литтелла об умных, благородных и психически больных, на чьих плечах тяжким грузом лежит ответственность за Отечество. Поскольку герой романа - гомосексуал, а в детстве имел инцестуальную связь со своей сестрой, что описывается достаточно подробно, роман, скорее всего, в нашем Отечестве запретят, едва слухи о нем достигнут ушей Милонова или Мизулиной... Так что стоит поторопиться.
В одном из интервью Л. Шебаршина (повторюсь, Шебаршин - один из наиболее порядочных и честных чекистов) есть такой вопрос и "ответ" на него:
- Вы пришли в разведку в период хрущевской оттепели, когда вышел "Один день Ивана Денисовича" Солженицына.
- На меня большое впечатление произвело появление в 1967 году булгаковского "Мастера и Маргариты", потом "Белой гвардии", "Театрального романа" - великолепная литература!
770-страничный роман Литтелла легко и органично помещается в эту лакуну между вопросом и "ответом".
О Булгакове Ю. И. Манин замечает:
"Люди шестидесятых, которым открылось "рукописи не горят", не заметили, что это дьявол утешает почти мертвеца". (статья "Тынянов и Грибоедов, заметки о "Смерти Вазир-Мухтара". Статья, кстати, о том самом Иране, о котором столь много писал Шебаршин).
Сам Манин пишет о шестидесятых:
""Оттепель" Хрущева, измученные благородные старики, вернувшиеся из лагерей в окраинные пятиэтажки без лифтов, спутник, песни Окуджавы и Высоцкого, и упрямое чувство, которое позже я назвал "вера в Просвещение", вместе с оптимизмом молодости, определили круг моих друзей на долгие следующие годы" (статья "Аркадий, Борис, Володя"о Стругацких и Высоцком).
Некогда, когда я знакомился с девушками по интернету, у меня завязался разговор с одной особой, которая сначала представилась как военнослужащая, а потом выяснилось, что она работает психологом в ФСБ. До развиртуаливания не дошло, но девушка о своей работе сказала следующее (когда я выдал ей дурацкую фразу, что она работает с "элитой общества"): "Да, все, с кем я работаю, очень умные и благородные люди, но сплошь психически больные..."
Рекомендую всем роман Литтелла об умных, благородных и психически больных, на чьих плечах тяжким грузом лежит ответственность за Отечество. Поскольку герой романа - гомосексуал, а в детстве имел инцестуальную связь со своей сестрой, что описывается достаточно подробно, роман, скорее всего, в нашем Отечестве запретят, едва слухи о нем достигнут ушей Милонова или Мизулиной... Так что стоит поторопиться.
Манин об идее "свободного рынка"
Jul. 15th, 2013 07:49 am"В экономике деньги играют роль универсальной оси, на которой откладываются "цены" и все прочее. Считается, что "измерение" производят силы рынка.
Глубинное внутреннее противоречие рыночной метафоры состоит в том, что мы проецируем многомерный мир несравнимых и несовместимых степеней свободы на одномерный мир в денежном выражении. Этот одномерный мир в принципе нельзя сделать совместимым даже с основными отношениями порядка на различных осях; тем более нельзя его сделать совместимым с несуществующими или несравнимыми ценностями различных видов.
В этом смысле пример наиболее внутренне противоречивого использования рыночной метафоры дает выражение "свободный рынок идей". На этом рынке продается одна-единственная идея: идея "свободного рынка"".
(Математика и культура)
Забавно, что это понимал и Л. Мизес, который в своей "Праксеологии" написал-таки главку "Творческий гений", поспешив в ней сообщить, что "Для праксеологии творческое достижение гения есть конечная данность. Оно появляется, чтобы войти в историю как бесплатный подарок судьбы. Оно ни в коей мере не результат производства в том смысле, в каком этот термин использует экономическая наука".
Ну да и многомерный мир несравнимых и несовместимых степеней свободы для праксеологии тоже "бесплатный подарок судьбы". Главное, продать идею "свободного рынка", и тогда можно будет все на свете свести к одной степени свободы, свободно укладывая остальные на денежную ось (предпочтительно золотостандартную).
Самое интересное, что дураков, желающих купить эту идею, немало, и среди них есть даже люди, производящие впечатление неглупых. Впрочем, я и сам однажды купил эту идею. Чтобы до сих пор отплевываться.
Глубинное внутреннее противоречие рыночной метафоры состоит в том, что мы проецируем многомерный мир несравнимых и несовместимых степеней свободы на одномерный мир в денежном выражении. Этот одномерный мир в принципе нельзя сделать совместимым даже с основными отношениями порядка на различных осях; тем более нельзя его сделать совместимым с несуществующими или несравнимыми ценностями различных видов.
В этом смысле пример наиболее внутренне противоречивого использования рыночной метафоры дает выражение "свободный рынок идей". На этом рынке продается одна-единственная идея: идея "свободного рынка"".
(Математика и культура)
Забавно, что это понимал и Л. Мизес, который в своей "Праксеологии" написал-таки главку "Творческий гений", поспешив в ней сообщить, что "Для праксеологии творческое достижение гения есть конечная данность. Оно появляется, чтобы войти в историю как бесплатный подарок судьбы. Оно ни в коей мере не результат производства в том смысле, в каком этот термин использует экономическая наука".
Ну да и многомерный мир несравнимых и несовместимых степеней свободы для праксеологии тоже "бесплатный подарок судьбы". Главное, продать идею "свободного рынка", и тогда можно будет все на свете свести к одной степени свободы, свободно укладывая остальные на денежную ось (предпочтительно золотостандартную).
Самое интересное, что дураков, желающих купить эту идею, немало, и среди них есть даже люди, производящие впечатление неглупых. Впрочем, я и сам однажды купил эту идею. Чтобы до сих пор отплевываться.
Ю. Манин об эволюции и о мозге
Jun. 7th, 2013 07:05 pm"Оба круга наших представлений, об эволюции и о мозге, состоят из двух компонентов: очень обширные наблюдательные данные и очень примитивные качественные представления о том, как эти штуки могут работать".
"...может оказаться, что мы приближаемся к пределу, за которым интересующую нас информацию о природе мы просто не сможем воспринимать не столько из-за ее объема, сколько из-за величины ее колмогоровской сложности. Иными словами, даже в максимально сжатом виде ее будет слишком много. Возможно, что работа генетического аппарата и мозга уже обречена остаться недоступной человеческому сознанию в силу этого фундаментального ограничения".
Пространство свободы.
"...может оказаться, что мы приближаемся к пределу, за которым интересующую нас информацию о природе мы просто не сможем воспринимать не столько из-за ее объема, сколько из-за величины ее колмогоровской сложности. Иными словами, даже в максимально сжатом виде ее будет слишком много. Возможно, что работа генетического аппарата и мозга уже обречена остаться недоступной человеческому сознанию в силу этого фундаментального ограничения".
Пространство свободы.
