"Солнечный удар"
Mar. 19th, 2015 01:34 amСовершенно случайно досмотрел фильм Михалкова "Солнечный удар" (смотрел в 2 захода) в день пресловутой годовщины.
Вкратце сложную и даже вычурно сложную идею фильма можно выразить всего лишь одним модным с некоторых пор словом "Мочи!"
Главный нерв картины - насколько я понимаю - абсолютно "присовокупленный" к Бунину, нет вроде этого сюжета ни в "Окаянных днях", ни где-либо еще - история некоего ротмистра, который, попав в плен к красным, отказался срезать погоны перед помещением в фильтрационный лагерь в Крыму. Далее он призывает плененных белых офицеров "покуражиться" напоследок и упрекает их легкостью, с какой они сами срезали с себя погоны, но некий полковник, любитель оперы, на него доносит красным, ротмистр к ночи куда-то исчезает. Полковник, не таясь, объясняет офицерам, что это был не донос, а разумная предосторожность, ибо ротмистр мог не до того до чего надо договориться и тем самым спровоцировать красных на плохое к ним, белым, отношение. Опера становится больше похожа на оперетту. Но ночью полковника кто-то душит. В конце фильма в том, что он задушил полковника, признается некий поручик, показывая свои изрезанные удавкой руки. Все это происходит уже на барже, которая по приказу изображенной воплощением "красного мефистофеля в юбке" Землячки скоро пойдет ко дну.
Поручик плачет на плече капитана (который вспоминает по ходу фильма пережитый в молодые годы "солнечный удар") и "трепещет и проклинает" русскую литературу, которая превратила "русский мир" в говно (последнее слова - цитата из фильма, не уверен, что у Бунина это слово где-либо встречается). Испорченные грехопадением русской литературы, офицеры стали бояться руки замарать, и отсюда пошел распад русского мира. Все это героям теперь ясно, но уже - поздно. Мочить врагов надо было, когда еще было не поздно.
Баржа идет ко дну.
Мораль сегодняшнего дня - пока не поздно, мочи!
В конце фильма сурово сообщается, что Крым полит русской кровью. Занавес. Из-за занавеса голос Н. Михалкова поет песню "Не для меня..."
Есть в фильме и еще один сюжет, где Михалков по ходу дела расправляется с Дарвиным, но это уже, пожалуй, вторичная линия.
Мне, кстати, всегда было интересно, неужели в 30-х годах в Германии не было настоящей фашистской литературы? Такой, в которой убедительно показано, что Гитлер - спаситель нации, евреи - враги нации, в общем, с полной серьезностью методами искусства объяснялась бы "правильность" политики великого фюрера? Уверен, такая литература была, почитал бы с любопытством, но, по понятным причинам, широкого распространения она не имеет, может, и не переводилась никогда на русский, да и специально искать лень. А тут такое везение - очень чистосердечный фашистский фильм у Михалкова получился.
Да, сцена секса плохая. Даже очень плохая.
И вот что еще интересно, Михалков сообщил urbi et orbi, что "одиннадцать раз переписывал от руки рассказ Бунина", чтобы поймать "неуловимую ауру языка". Странно, русская литература - говно, а аура языка есть. А Михалков - ..., но какая там аура... Весь фильм держится на одних скрепах. Пейзажи, впрочем, тоже очень хороши. Бюджет-то фильма был немаленький.
Вкратце сложную и даже вычурно сложную идею фильма можно выразить всего лишь одним модным с некоторых пор словом "Мочи!"
Главный нерв картины - насколько я понимаю - абсолютно "присовокупленный" к Бунину, нет вроде этого сюжета ни в "Окаянных днях", ни где-либо еще - история некоего ротмистра, который, попав в плен к красным, отказался срезать погоны перед помещением в фильтрационный лагерь в Крыму. Далее он призывает плененных белых офицеров "покуражиться" напоследок и упрекает их легкостью, с какой они сами срезали с себя погоны, но некий полковник, любитель оперы, на него доносит красным, ротмистр к ночи куда-то исчезает. Полковник, не таясь, объясняет офицерам, что это был не донос, а разумная предосторожность, ибо ротмистр мог не до того до чего надо договориться и тем самым спровоцировать красных на плохое к ним, белым, отношение. Опера становится больше похожа на оперетту. Но ночью полковника кто-то душит. В конце фильма в том, что он задушил полковника, признается некий поручик, показывая свои изрезанные удавкой руки. Все это происходит уже на барже, которая по приказу изображенной воплощением "красного мефистофеля в юбке" Землячки скоро пойдет ко дну.
Поручик плачет на плече капитана (который вспоминает по ходу фильма пережитый в молодые годы "солнечный удар") и "трепещет и проклинает" русскую литературу, которая превратила "русский мир" в говно (последнее слова - цитата из фильма, не уверен, что у Бунина это слово где-либо встречается). Испорченные грехопадением русской литературы, офицеры стали бояться руки замарать, и отсюда пошел распад русского мира. Все это героям теперь ясно, но уже - поздно. Мочить врагов надо было, когда еще было не поздно.
Баржа идет ко дну.
Мораль сегодняшнего дня - пока не поздно, мочи!
В конце фильма сурово сообщается, что Крым полит русской кровью. Занавес. Из-за занавеса голос Н. Михалкова поет песню "Не для меня..."
Есть в фильме и еще один сюжет, где Михалков по ходу дела расправляется с Дарвиным, но это уже, пожалуй, вторичная линия.
Мне, кстати, всегда было интересно, неужели в 30-х годах в Германии не было настоящей фашистской литературы? Такой, в которой убедительно показано, что Гитлер - спаситель нации, евреи - враги нации, в общем, с полной серьезностью методами искусства объяснялась бы "правильность" политики великого фюрера? Уверен, такая литература была, почитал бы с любопытством, но, по понятным причинам, широкого распространения она не имеет, может, и не переводилась никогда на русский, да и специально искать лень. А тут такое везение - очень чистосердечный фашистский фильм у Михалкова получился.
Да, сцена секса плохая. Даже очень плохая.
И вот что еще интересно, Михалков сообщил urbi et orbi, что "одиннадцать раз переписывал от руки рассказ Бунина", чтобы поймать "неуловимую ауру языка". Странно, русская литература - говно, а аура языка есть. А Михалков - ..., но какая там аура... Весь фильм держится на одних скрепах. Пейзажи, впрочем, тоже очень хороши. Бюджет-то фильма был немаленький.