Средняя зарплата российских чиновников превысила 96 тыс. руб.

Сообщает РБК.

Риторический вопрос: от деятельности "среднестатистического" чиновника экономике больше вреда или пользы? Нетрудно доказать, что - вреда. В самом лучшем случае - ни вреда, ни пользы.

Но даже в самом лучшем случае общество платит бездельнику 96 тыс. ежемесячно - так что и в этом случае вред перевешивает пользу. И это - вред минимальный.

когда "дышат почва и судьба"

Дочитал книгу Н. Берберовой о Марии Игнатьевне Закревской-Бенкендорф-Брудберг, которая за свою долгую жизнь была близким другом (и любовницей) английского разведчика Локкарта (известного по знаменитому заговору Локкарта), а также Горького и Уэллса.

"Она родилась между 1890 и 1900 годом, то есть она принадлежала к тому русскому поколению, которое на три четверти было уничтожено - сперва первой войной, потом войной гражданской. Часть уцелевших погибла в "красном терроре", не приняв Октября, а остальные, принявшие, - в чистках".

Марии Игнатьевне (или Муре, как ее звали близкие) повезло - несколько раз она была на волосок от смерти, сидела в подвале ЧК, но выжила, эмигрировала из России и умерла в Англии в почтенном возрасте, успев перед смертью приехать в СССР в качестве корреспондентки и взять интервью у не получившего Нобелевскую премию Пастернака.

Рассказывая о Горьком и Уэллсе, Берберова подчеркивает общее, что у них было - веру в прогресс, в силу человеческого разума, который можно "развить как мышцу", увлечение социалистическими идеями, взгляд на искусство не как на цель, а как на средство, и подчинение собственного творчества утилитарным воспитательным задачам просвещения масс, разочарование под конец жизни от чудовищных последствий левого эксперимента, свидетелями которых они стали, и т. п. - но интересней то, в чем они различались:

"... один пришел в мир потомком Великой хартии вольностей, Билля о правах, неписанной конституции Англии, потомком внука сапожника, Джона Стюарта Милля; другой - потомком Чингисхана, старца Елизарова монастыря Филофеия и философов-семинаристов 1860-х годов"

Берберова пишет:

"...глубокую разницу между Уэллсом и Горьким ярче всего отображает один документ, который был написан одним и никогда не мог быть написан другим. В этом документе, как ни в одном другом - письме, поэме, дневниковой записи - отразились величие и великолепие, богатство и жизнеспособность и вся божественная гибкость европейского мышления".

Этот документ - письмо Уэллса Джойсу, которое Берберова приводит полностью. Уэллс подробно описывает буквально ВСЕ, что разводит Джойса и его, Уэллса, на разные края Вселенной: от религии до эстетики. А заканчивает словами "Шлю Вам всякие теплые и добрые пожелания, Джойс. Я не могу шагать за Вашим знаменем, как и Вы не можете за моим. Но мир широк, и в  нем есть место для нас обоих, где мы можем продолжать быть неправыми. Ваш Г. Дж. Уэллс".

"Само собой разумеется, что к письму был приложен внушительный чек: Уэллс знал, как знали все, что Джойсу, его жене и двум детям жить было очень трудно".

К слову, после смерти своей любовнице (вышеупомянутой Муре - М. И. Закревской-Брудберг) Уэллс оставил 100 000 фунтов стерлингов. Незадолго до этого устроив скандал на избирательном участке, когда там не обнаружилось кандидата от коммунистической партии Великобритании, за которого Уэллс мечтал проголосовать...

Горького же, утверждает Берберова, "до последнего месяца жизни мучали русские эмигранты <...> То, что эти люди, по большей части нищие, часто не могущие дать образования своим детям, живут, работают, ничего ни у кого не просят и даже пишут и издают книги, романы и стихи и не признают идей Ленина, не давало ему покоя. И непонятно было, что было сильнее в нем: его ярость на то, что этих людей в свое время не добили, или зависть к их несчастной свободе, дарованной им впервые со времен первопечатника Ивана Федорова, или его восхищение перед качеством напечатанного, так волновавшим его".

Вопрос о том, был ли Горький убит Сталиным или нет, Берберова оставляет открытым, не решаясь сказать ни да, ни нет. Одно ясно, в его смерти был тот же византийско-татарский колорит, который отличал труды и дни русского "властителя дум" от во многом похожего на него европейца Г. Дж. Уэллса.